-Лена, зачем ты встала? — прихожу к сестре и застаю картину: она стоит, вся горит, но стоит у плиты.
-Скоро Илья с работы придет, а Димка с секции вернется, — отвечает, — надо поесть приготовить, да ладно, нормально, не падаю же.
Честно говорю: не сдержалась и высказала сестре все, что думаю по поводу ее домашних. Неужели ее обожаемый Илюша пельмени себе не сварит? А Дима не сможет бутербродов нарезать?
-Что ты, — говорит, — муж же уставший с работы придет. А Диме вредна сухомятка.
Вот прямо рухнет у порога муж, а сын с гастритом свалится, если Лена их не накормит горячим пару дней! Сестру я немедленно обратно отправила, с почками не шутят, быстро сварила картошки, сосисок, потому что, уйди я домой, Лена бы опять к плите встала. Всегда так было.
Со схватками стояла, а скорую не вызывала: Илье надо на 4 дня приготовить еду, он же сам не может. Потом от родов не отошла, младенец в доме, а она полы намывает: Илюша любит чистоту.
-А подготовиться к выходу жены из роддома он не удосужился? — говорю, — Не догадался полы вымыть?
Молчит. Илюша тот еще фрукт. Мама покойная говорила 13 лет назад, когда Лена замуж собралась:
-Наплачется с ним дочь! Самовлюбленный и эгоистичный. Она его любит сильнее, а он принимает ее любовь. Так нельзя.
Мамины прогнозы полностью оправдались, с тех пор, болеет ли Лена (а у нее почки с детства проблемные), устала ли она (работает на очень ответственной работе) — Илье — по барабану.
Придет с работы и сидит, ждет, когда его, короля, обслужат. Тарелочку с едой поставят, салфеточку и вилочку подадут. Чай нальют, потом помоют посуду, ботинки, потом нагладят рубашечку на завтра.
Лена за спину держится, убирает, готовит, с сыном занимается, а муж на диване отдыхает: то принеси ему попить, то вода не той температуры, то не так подала. Тьфу. И сын таким же растет, 12 лет парню, берет пример с папы.
-Илья, — пробовала я вмешаться, — ты Лену заездил совсем. Знаешь же, что у нее здоровье ни к черту, мог бы и сам приготовить жене ужин.
-А я что? — делает круглые глаза, — Я ее не заставляю, пусть лежит.
Только, если Лена ляжет, то тут же к ней паломничество идет: а как макароны сварить, а что добавить, а где кастрюля, а где половник? До тех пор, пока сестра не встанет, превозмогая боль, снова к плите, или раковине. Да еще кухню уделает зять так, что потом ей отмывать весь вечер.
-Ей надо в стационар, — сказала врач и на этот раз, — дома многие анализы и пробы просто невозможны, да и надо соблюдать постельный режим.
-Какой стационар, — машет сестра руками, — это же точно на неделю или больше, а кто сына накормит после школы, кто Илье приготовит? Если с Димой уроки не делать, он на тройки съедет. Вы мне пропишите таблеточки, уколы какие, я сама поколю…
Врачу что! Отказалась больная от госпитализации, выписала, что положено и ушла. За уши никто в светлое завтра не потащит.
-Лена, — пытаюсь достучаться в очередной раз, — ты себя загонишь в 38 лет, кто тогда будет Диму кормить после школы? Кто Илье ужин приготовит? Кто уроки с сыном сделает? Ну надо же хоть немного себя любить! Ты так к себе относишься, что и муж твой уже на шею сел, не такой уж он бытовой инвалид, выживет.
Не слушает. И самое страшное, что Илюша ее, случись что, тут же найдет себе новую шею, новую прислугу, готовую после рабочей смены отстоять еще и домашнюю, а до Димки ему и дела нет.
-Ну я же ее не заставляю делать, — только и слышу от зятька, — она сама. Я ей говорил, давай к врачу, а она не слушает. Что я могу?
-Настоять ты можешь, неужели тебе ее совсем не жаль? В ней едва ли 50 килограмм осталось!
-Ты сестра, ты и говори, — вот и весь ответ.
И спокойненько дальше за столом сидит, пока Лена с температурой, согнувшись, вокруг него с тарелочками ходит. И Димуля, поел и даже в мойку посуду не отнесет, так и оставит на столе.
-Ну это же ее семья, ее жизнь, — говорит мне мой супруг, который при малейшем моем недомогании вокруг меня квочкой кудахчет. И наши двое пацанов 14-ти и 8-ми лет и посуду моют, и дома убирают, и готовить умеют, — что ты сделать можешь, если сестра себя так не любит?
А действительно, что?
Яблочный пирог. Тает во рту!